Протесты в Беларуси и Польше: сходства, различия и тренды

Независимый эксперт Алексей Костенков беседует с белорусским коллегой Кириллом Озимко.

Кирилл Озимко – магистр юридических наук, политический обозреватель, публицист, старший советник в «Евразийском партнерстве», видеоблогер.

А.К.: На твой взгляд, что есть общего в протестах, разворачивающихся этой осенью в Беларуси и Польше?

К.О.: Во-первых, схожи некоторые формы протеста. Массовые прогулки, цепи солидарности, координация в интернете. Хорошая работа с современной медиасферой и информационным освещением протестов.

Во-вторых, существует объективное недовольство части общества процессами, происходящими в Польше и Беларуси. В обоих случаях трудно говорить о внешних факторах, и тем более о том, что всё это делают некие «кукловоды». И в польском, и в белорусском обществе за последние годы назрели причины для социального недовольства. В этом году сработали «катализаторы», и оно выплеснулось на улицы. В Беларуси триггером стало несогласие с официально объявленными результатами выборов, в Польше – несогласие с решением Конституционного суда об ужесточении ограничений на проведение абортов.

В-третьих, похож социальный состав протестующих. Значительную их часть составляют молодёжь и женщины.

Пожалуй, общее на этом заканчивается. Начинаются различия. Тем более, что это два разных, параллельных и мало связанных между собой процесса.

В чём они заключаются и чем вызваны?

На мой взгляд, белорусские протесты можно назвать более оправданными.

В Польше решение Конституционного суда в юридическом смысле является вполне законным. Оно обусловлено тем, что в польской конституции право на жизнь человека гарантируется государством с момента зачатия. Депутаты Сейма от правых партий «Право и справедливость» и «Конфедерация» обратились в Конституционный суд с запросом на рассмотрение соответствия этой норме проведения абортов при выявлении патологий у плода.

Коллегиальным решением суда стало признание этой практики дискриминационной по отношению к людям – которыми, напомню, конституция страны признаёт плод с момента зачатия – с патологиями здоровья. С правовой, юридической точки зрения тут сложно возражать.

Уже не первый год население Польши определённо предпочитает выбирать правых, консервативных политиков. Несмотря на размах протестов, можно уверенно говорить, что в них участвуют представители оппозиционного меньшинства.

В Беларуси ситуация иная. Здесь протестующие хотят, чтобы власть доказала честность и законность результатов выборов. К сожалению, власть этого не делает, и протесты продолжаются. В них участвуют более широкие и разнообразные слои граждан, чем в Польше.

Скажем, почему в Польше в протесте много женщин? Там они выходят, потому что считают важным бороться за своё право на аборт, специфически женское. В Беларуси их массовое участие не касается особых женских вопросов: просто практика показала, что милиция при задержаниях «в среднем» относится к женщинам более гуманно, чем к мужчинам.

То, что эти протесты начались именно сейчас – следствие в большей степени кризиса 2020 года, или это выражение долговременных социальных трендов?

Пандемию COVID-19 и связанные с ней проблемы можно назвать одним из факторов, но ни в коем случае не главным, скорее косвенным.

В Польше это уже далеко не первые массовые протесты за свободу абортов. Напряжённость вокруг этого вопроса была и в 2015, и в 2016 году. Тогда польское государство пошло на уступки и разрешило аборты в трёх случаях: беременность в результате изнасилования, тяжёлые патологии плода и беременность, угрожающая жизни матери. Государство не раз пыталось ужесточать эти нормы, но из-за волн протестов каждый раз было вынуждено отступать.

Думаю, что и в этот раз правительство предпочтёт услышать протестующих, и вряд ли утвердит ужесточение, несмотря на решение Конституционного суда.

В Беларуси тоже давно растёт социальное напряжение, есть кризис доверия к избирательной системе. В этом году впервые кандидатов арестовали до выборов, в 2010 году это сделали уже после. Тогда сильные кандидаты были допущены к выборам, теперь их не допустили.

С тех пор произошло серьёзное развитие информационно-коммуникационных технологий. В интернет-среде 2010 года организация и координация протестов были сложным делом. Теперь у каждого есть телеграм, другие мессенджеры, соцсети. В них свободно и оперативно распространяется информация, например, какие-то аудиозаписи фальсификаций или видео с жесткой реакцией силовиков на протесты. Развитие информационно-коммуникационных технологий создало основу для того, чтобы сопротивление после этих выборов стало гораздо большим, чем во время событий десятилетней давности.

В Польше все последние годы «Право и справедливость» укрепляла свои электоральные позиции и заставляла либеральных оппонентов отступать. Могут ли эти масштабные протесты на фоне смены поколений указывать на то, что тренд разворачивается?

Есть соцопросы различных центров исследования общественного мнения, которые свидетельствуют: «Право и справедливость» быстро теряет поддержку избирателей. Насколько я помню, по сравнению с этим сентябрём она уже сейчас потеряла около 10%. Теперь их рейтинг вполне сравним с «Гражданской платформой», которая отстаёт на 4-5%, и это отставание снижается.

Более того, как показывают социсследования, даже довольно консервативные сторонники «Права и справедливости» выступают против этого решения Конституционного суда. «Консерватизм консерватизмом, католицизм католицизмом, но не до такой же степени». Польское общество очень религиозно, но радикализм некоторых кругов в правящей партии оказался слишком жёстким, и оно его принять не готово.

Происходящее показывает, что «Право и справедливость» заметно пошатнула свои политические позиции этим шагом, и оттолкнула от себя голосовавшие за неё относительно левые, левоцентристские и либеральные группы. Хуже того, за месяц до этого она же приняла законопроект, запрещающий разведение животных на мех и вводящий серьёзные ограничения в животноводстве. К примеру, забой скота без предварительного оглушения. Это бьёт по доходам фермеров и агросектора, тоже составляющих их традиционную электоральную базу.

И смена поколений тоже играет свою роль. Молодёжь выступает против «Права и справедливости», большие города всё более либеральны и оппозиционны. В силу естественных демографических причин электорат правых, возрастной и провинциальный, будет сокращаться. К тому же, у прогрессивной молодёжи есть явное превосходство в информационной среде.

И я бы не решился поставить на то, что уже на следующих парламентских выборах «Праву и справедливости» удастся удержать статус правящей партии.

В польских медиа пишут о том, что на сей раз против ужесточения законов об абортах вышли не только мегаполисы, но и жители небольших городков, оплотов консерваторов.

Да, количество и территориальный размах протестов на этот раз превышает прошлые эпизоды. Они разворачиваются даже в Восточной Польше, традиционно бывшей надёжной, ядерной электоральной базой «Права и справедливости». Польское общество меняется, и даже молодёжь небольших городов теперь демонстрирует активное несогласие с резко консервативной политикой. 

Но зачем в таком случае правящая партия вообще пошла на этот шаг, если он ведёт к обрушению её электоральной базы и вполне вероятным проблемам на выборах? Ошибка, провалившийся эксперимент?

«Право и справедливость» всегда декларировали приоритет консервативных ценностей и неприятие либеральных. Они стараются сохранить этот образ антилевой, традиционалистской и христианской силы. Возможно, в какой-то степени они пытались реабилитировать себя в глазах правых избирателей за аграрный закон, в котором они «пошли против польского фермера на поводу у либеральных евробюрократов».

И не стоит забывать, что юридически решение Конституционного суда строго соответствует букве и духу конституции Польши. А «поблажки» в вопросе об абортах, строго говоря, её нарушают. Это сложная проблема и для власти, и для оппозиции, которой придётся бороться за ни много ни мало конституционную реформу.

А что можно сказать о географии белорусского протеста? В августе, после первых жёстких разгонов протестующих, акции тоже возникали по всей стране. Хотя исторически безусловным центром протестной активности был Минск. К настоящему времени, началу ноября, что-то изменилось?

Оппозиционные ресурсы, включая телеграм-каналы, дают максимально подробную картину действий протестующих – вплоть до локальных акций вроде вывешивания бело-красно-белого флага. Сами протестующие постоянно выкладывают фото и видео с акций в соцсетях, скидывают их администраторам каналов для публикации.

Если отслеживать этот поток информации, становится очевидным: протестная активность в регионах снизилась особенно заметно. Это не недоработка медиа и каналов, это объективная реальность. В областных центрах даже на акции выходных дней обычно выходят сотни человек, в будние дни протестов почти нет.

Безусловным центром протеста, как и в прошлые годы, вновь стал Минск. Там тоже активность постепенно снижается, выделяется наиболее активное ядро протестующих, готовых идти до конца, бороться в любых погодных и прочих условиях, невзирая на холода, дожди и вторую волну пандемии. Процент таких людей в столице предсказуемо оказался в разы большим, чем в регионах.

Ранее аполитичные люди, на пике протеста поддержавшие оппозицию, разочаровываются из-за отсутствия заметных подвижек и успехов. Аресты, штрафы, увольнения тоже размывают базу протестующих. Остаются самые стойкие и идейные. Однако стоить отметить, что даже при этом волна протестов идёт уже три месяца, в ней участвуют десятки тысяч человек, это немыслимо долго и много по меркам прошлых годов.

В Польше среди городов есть выраженные оплоты оппозиции, вроде агломерации Труймясто с центром в Гданьске. Есть ли такие центры в Беларуси? Можно ли говорить о большей протестной активности в Гродно и Бресте по сравнению с Могилёвом и Гомелем?

В Беларуси центр протестов – это, безусловно, Минск. В западных областях протестная активность выше, чем в восточных, но лишь незначительно. Если сопоставлять, то она в Гродно и Бресте всё равно окажется гораздо более близкой к Могилёву и Витебску, чем к столице. Беларусь в плане политической активности – страна «равномерная» и моноцентрическая.

Да, в Гродно больше католиков и этнических поляков, но на масштабах протеста это почти не сказывается. Грубо говоря, на пике в Гродно и Бресте выходили по десять тысяч человек, в Витебске, Могилёве и Гомеле – по пять, а в Минске в это время ходили колонны в сотни тысяч протестующих.

А что из протестной активности к настоящему времени осталось, скажем, в Бресте?

Есть акции выходного дня – по воскресеньям, когда в Минске проводят уже традиционный марш. В столице и в будние дни проходят акции, чаще по социальным группам: студенты, пенсионеры, люди с ограниченными возможностями здоровья. В Бресте по будням нет практически ничего. По воскресеньям проходят акции, марши, но не больше тысячи участников.

Фото: https://znaj.ua/ru/

*Позиция редакции может не совпадать с мнением автора.

При использовании материалов np-aaii.ru указание источника и размещение активной ссылки на публикацию обязательны.